Кругом сплошное вранье. Я говорю: "Знаешь, мне срать", а мне не срать. Мне странно, чувство будто я предаю, но я же не могу выковырить это свое "не насрать". Что за дерьмо. Но это что-то такое, минутное и детское, основаное на глупой зависти и странном чувстве собственности.
Я, кстати, до сих пор реву. Я так скучаю, я думаю о том, что мы еще обязательно встретимся, ты меня узнаешь. Я так жду осени, я представляю как я обниму тебя еще раз. Я переживаю, я до сих пор помню чувство, будто сердце распускали как вязаный свитер. Я так хочу спросить о том, что у тебя случилось. Ты такой неромантик, топчешь собственный образ в грязи. Знаешь, да плевала я. Вот теперь честно. Я влюбилась не в образ. И не в кудряшки, блядь.
Я не знаю, люблю ли я тебя или нет, и что вообще можно окрестить этим словом, но почему тогда ебаные слезы наворачиваются на глаза от осознания того, что ты меня вообще вряд ли запомнил? Я не знаю, зачем я это пишу, а потом иду слушать музыку и реветь. Я говорю о тебе с мамой, и она смеется. Потому что я тебя не знаю, а ты меня и подавно. И она права. Я говорю о тебе с подругой, и знаешь, такое ужасное ощущение, что у меня что-то крадут.
Я так странно воспринимаю то, что тогда произошло. Иногда кажется, что я просто посмотрела какой-нибудь милый фильм. Я, кстати, куртку не стирала. Не из-за тебя, если честно, просто нет надобности. Но думать об этом приятно, будто сердце еще не дораспустили. Нас что-то связывает хотя бы в моей голове. И мне это нравится.
Ты сейчас вообще непонятно где, но тот факт, что у тебя все не так плохо, безусловно радует. На душе легче, ну или где-то внутри.
Я жду осень и боюсь её. Я так хочу, чтобы все сложилось, как ты и пророчил. А что потом? Я приеду, полумертвая, в первый же вечер брошусь на набережную, успокаивая нервную дрожь во всем теле, выискивая тебя среди сотен прогуливающихся. Мне за счастье будет просто посмотреть на тебя еще разок. Эмоции будут зашкаливать, господи, ты жив и здоров, и ты снова здесь. И улыбаешься толпе. Но как только все закончится, ты соберешь свои небогатые пожитки, уйдешь и не обернешься. Ночью я искупаю подушку в чужом доме в своих слезах. На меня обрушится разочарование и еще что-то едкое, что будет тянуть из меня силы. На следующий день я снова вернусь на то же место. Буду очаровываться тобой насколько это возможно за несколько часов. И так до тех пор, пока я пробуду в этом городе. Я уеду, нисколько не нужная тебе. Вообще никому. Это будет так, словно кто-то вспомнит об оставленых нитках и снова свяжет свитер, а потом заново его распустит. Я вернусь никакая. Но у меня будут воспоминания, и плевать, что они спицами будут врезаться в сердце.
У меня столько же версий, как мы встретимся, сколько у Шерлока варинтов спасений. Я даже думать не хочу о том, что у одного из нас, или у ообоих, не получится приехать. Не хочу, но думаю. И я думаю, что в таком случае я просто задохнусь в этом дерьме, что окружает меня. Я хочу с тобой, но, боже правый, это так наивно и по-детски. Все это.